https://psy-practice.com/publications/lichnye-otnosheniya/zvuchat-vmeste/
Слово эмпатия прочно вошло в наш обыденный лексикон. Многие люди, не имеющие отношения к пси-среде, используют его достаточно активно и, кажется, в большинстве случаев к месту. Эмпатию можно понимать очень широко, как Мартин Бубер: «скользить своим чувством внутрь динамической структуры объекта, столба, или кристалла, или ветви дерева, или даже животного или человека, и, что называется, проследить его изнутри». В этом смысле мы ее переживаем, когда нас захватывает фильм или музыка, когда водитель автомобиля становитсясвоим автомобилем, а наездник становится единым целым с лошадью, интуитивно ее чувствуя. Иногда даже возникает впечатление, будто мы читаем мысли другого человека, — настолько точно удается его понять через эмпатию.
Понимаемая так широко, эмпатия — нейтральная способность, которую мы можем использовать различными образом: как для того, чтобы лучше понять человека и стать ему ближе или помочь, так и чтобы уязвить его в самое больное место. Эмпатия характерна не только для человека, но есть ли в ней что-то специфически человеческое?
В нашем мозге (как и в мозге многих животных) есть зеркальные нейроны, они названы так потому, что возбуждаются не только когда мы сами выполняем определенное действие, но и когда видим, как его выполняет другой, а сами при этом ничего не делаем, или когда мы видим эмоциональные проявления других. Исследования зеркальных нейронов продолжаются, и неизвестного гораздо больше, чем понятного, но их связь с эмпатией кажется достаточно обоснованной. На телесном уровне становится видно, что когда мы сталкиваемся со страданием другого человека, мы переживаем его страдание как собственное буквально. Оно воздействует на нас изнутри. В определенном смысле, мы рождены, чтобы мочь вчувствоваться в Другого.
На уровне эмоций появляется нечто большее: я вижу страдание Другого, чувствую свое собственное страдание внутри себя. Оно становится созвучно какому-то моему опыту и может вызвать у меня какие-то эмоциональные реакции, не связанные со страданием, которое я вижу в данный момент. Через это я как будто переживаю себя не только в настоящий момент, здесь и сейчас, но и прикасаюсь к себе-прошлому. Это может быть грустно, может переживаться как что-то обессиливающее, или вызывать страх.
Одновременно я могу почувствовать что-то по отношению к тому, чье страдание я наблюдаю прямо сейчас. Его можно переживать как невыносимое, Габриэль Витткоп точно описала это переживание в рассказе «Сон разума»: «Когда жалость нестерпимо мучает меня, что остается мне, как не кидать камни в тех, кто ее вызвал?» Если страдание переносимо, я могу чувствовать по отношению к Другому теплоту, даже радость от того, что у нас есть что-то общее, нежность — мы становимся близкими, и я могу переживать это как что-то хорошее, одновременно чувствуя страдание.
На интимном уровне я сталкиваюсь с тем, что страдание, которое я чувствую, — про меня. Оно имеет ко мне непосредственное отношение, оно в каком-то смысле мое. Могу ли я это принять как свое собственное? Могу ли открыться этому как части себя? Каким это делает меня в моих глазах прямо сейчас? Здесь я остаюсь с собой один на один: я вижу себя и то, как меня затронуло то, что происходит. И мне может быть очень неловко от того, как именно меня это затрагивает, как я реагирую, что чувствую и переживаю. Я как будто встаю напротив себя и эмпатически вчувствуюсь уже в себя, я сам для себя Другой. И, как и выше в отношении Другого, могу пережить близость с самим собой — как что-то хорошее, а самого себя как ценного для себя. Парадоксальным образом, через то, что я дал на себя воздействовать Другому, я могу прикоснуться очень глубоко к самому себе.
Одновременно получается, что чем пристальнее мы смотрим на этот процесс, тем больше видим, что он уходит глубоко в нас, настолько глубоко, что Другой с его страданием как будто пропадает. Остаюсь только я, стоящий напротив самого себя. Моя сфокусированность на себе не дает мне увидеть Другого. То, что будет дальше, очень зависит от того, насколько активную позицию мы займем: чтобы вернуться к Другому, необходимо на какое-то время отставить в сторону себя, выйти за пределы своих переживаний, мыслей, предположений, установок.
Карл Роджерс писал: «Чтобы я смог помочь вам, мне придется выйти за границы своего я… и проникнуть в мир вашего восприятия настолько полно, насколько я буду на это способен… я стану вашим альтер-эго, вашим вторым я». Джон Ферман пишет, что нужно в каком-то смысле умереть по отношению к себе для Другого. Ролло Мэй — что здесь теряется собственная идентичность. Если не цепляться к деталям, то все они и многие другие авторы говорят о том, чтобы стать для Другого таким же Другим, каким я был сам для себя: переживающим близость с Другим как что-то хорошее и видящим его как ценного. К телесному и психическому аспектам эмпатии мы можем добавить персональный аспект: вместо себя мы своим решением ставим напротив себя Другого, одновременно открывая себя для него.
Это означает, что мое тело будет чувствовать то же, что и его, или что я буду думать о том же и переживать все так же, как и Другой. Скорее, это решение об открытости, этот поворот в сторону Другого даст возможность возникнуть резонансу в нас на всех уровнях — независимо от того, насколько мы разные. Мы не чувствуем то, что чувствует Другой, а отвечаем ему на то, что он чувствует, отражаем друг друга и открываем друг другу то собственное, что у нас есть. В этом резонансе мне нет необходимости говорить, что «я могу с этим быть» — мое могу резонирует с могу Другого, и вместе они звучат гораздо громче и отчетливее, чем поодиночке.
В этом резонансе мы становимся чем-то одним, оставаясь каждый самим собой. Он делает из эмпатии — нейтрального психофизиологического механизма — что-то очень ценное для всех нас. Что-то, в чем мы можем пережить себя как человека.
